одновременно пошли прочь, взмахнув своими ротанговыми тростями и восхищаясь своей высокой полированной обувью. Было ясно, что «Прошение» не повисло тяжким грузом на их сердцах. Остальные также постепенно расходились, и, наконец, я увидел, что удалился и сам оратор.
Я не знаю, почему, но я думал, что он должен быть неким отчаявшимся старшим сыном, поддерживавшим тяжким трудом свою мать и сестру, как многие отчаянные политики.
Тем же самым воскресным днём я прогулялся в предместья города и, привлечённый видом двух больших помпейских колонн в форме чёрных шпилей, видимо, вырастающих непосредственно из почвы, приблизился к ним с превеликим любопытством. Но, увидев низкий парапет, соединяющий их, с удивлением обнаружил под ногами дымную пустоту в земле, со скалистыми стенами и тёмными отверстиями на одном конце и уходящими прочь несколькими линиями железных дорог, в то время как вдаль, прямо по открытой местности пролегла бесконечная железная дорога. Над этим местом была переброшена красивая каменная мавританская арка, и постепенно, пока я рассматривал все эти небольшие арки со стороны полости основания, ко мне пришло неясное чувство, что я видел всё это прежде. Всё же что это такое? Конечно, я никогда не был в Ливерпуле прежде: но тогда что это за мавританская арка?! Конечно, я очень хорошо её помнил. Только спустя несколько месяцев после приезда домой в Америку моё недоумение по этому вопросу было развеяно. Посмотрев на старый номер журнала «Пенни Мэгэзин», я увидел там живую картинку этого места и вспомнил увиденное то же самое в годы, предшествующие печати. Она показывала места, где Манчестерская железная дорога входит в предместья города.
Глава XLII
Он столкнулся со старым джентльменом
Случившееся со мной в Отделе новостей на Площади Менял, о чём я поведал в предыдущей главе, напомнило мне о другом случае, в лицее, уже спустя несколько дней, о котором также стоит здесь рассказать, прежде чем я о нем не забуду.
Я смело шёл вниз по улице, когда был поражён видом коричневого каменного здания, очень большого и красивого, и решил узнать, что оно собой представляло. Окна были открыты, и внутри я увидал рассевшихся в комфорте и заложивших для удобства ногу на ногу нескольких с виду спокойных, счастливых пожилых джентльменов, читающих журналы и бумаги, причём один из них держал в руке золочёный томик какой-то книги.
Да это, должно быть, лицей, подумал я, пожалуй, стоит посмотреть. Поэтому я извлёк свой путеводитель и открыл его в надлежащем месте, и, конечно же, оказалось, что строение передо мной перестраивалось камень за камнем. Я стоял некоторое время на противоположной стороне улицы, пристально глядя то на мою картинку, то на оригинал, часто останавливаясь взглядом на приятных господах, сидящих в открытом окне, пока, наконец, не почувствовал не поддающийся контролю импульс на мгновение войти и просмотреть новости. Я – бедный, одинокий юнга, подумал я, и они не смогут протестовать, тем более что я из другой страны, и незнакомцы должны будут оказать мне любезность. Я снова вернулся к этой мысли лишь с небольшим колющим предчувствием в сердце, затем, наконец, перешёл через дорогу, вытер ноги, почистив обувь о бордюрный камень, снял свою шляпу, всё ещё стоя под открытым небом, и медленно вошёл внутрь.
Но я не сделал и шага в этой большой и высокой комнате, заполненной множеством славных достопримечательностей, когда раздражённый старый джентльмен оторвал взгляд от
«Лондон Таймс» (это название я увидел напечатанным жирным шрифтом в конце большого листа, удерживаемого его рукой), посмотрел на меня, как будто я был странной собакой с грязными помыслами, укравшей что-то из сточной канавы и принёсшей в эти чистые апартаменты, и отчаянно замахал на меня своей тростью с серебряным набалдашником, да так, что у него с носа свалились очки. Почти одновременно ко мне подступил ужасно злой человек, который глядел так, будто у него был горчичный пластырь на затылке, что постоянно его раздражало. Он отбросил какие-то бумаги, которые разглаживал, взял меня за мои невинные плечи и затем, поставив свою ногу на широкую часть моих панталон, выпер меня ею прямо на улицу, отправив на прогулку без каких-либо извинений за оскорбление. Я бросился за ним назад, но тщетно: дверь уже была заперта.
У этих англичан нет манер, это ясно, подумал я и в мечтательности потащился вниз по улице.
Глава XLIII
Он совершает восхитительную прогулку в деревню и знакомится с тремя восхитительными чаровницами
Есть ли кто-то из жителей Америки, кто не слышал о ярких лужайках и зелёных изгородях Англии и не жаждал их созерцать? Точно так было и со мной, и теперь, когда я фактически находился в Англии, то решил не уезжать отсюда, не посмотрев хорошим, долгим взглядом на открытую местность.
В воскресенье утром я поднялся уже с ланчем в кармане. Стоял прекрасный июльский день, воздух был сладок от аромата бутонов и цветов, и пейзаж отливал зелёным блеском, так восхищавшим меня. Скоро я достиг холма, возвышавшегося над широким чистым пейзажем: и луговины, и луга, и леса, и изгороди – всё это окружало меня.
Да, да! Воистину это была старая Англия! Я, наконец, нашёл её – она оказалась за городом! Казалось, что над землёй парил мягкий, влажный воздух, слабо окрашенный зелёной травой, и я подумал, что своими лёгкими, возможно, вдыхал те же самые частицы, что выдохнула Розамунда Фейр9.
Но я тащился вдоль по лондонской дороге – отполированной, как пол у входа, и каждый белый коттедж, объятый жимолостью, мимо которого я проходил, казался в пейзаже живым существом.
Но день растянулся, и постепенно солнце стало пригревать, и дальняя дорога стала пыльной. Я решил, что в некоем тенистом местечке очень неплохо было бы отдохнуть. Поэтому я пошёл навстречу очаровательной маленькой долине, волнообразно устремляющейся в пустоту изогнутой листвой, но остановился на обочине возле пугающего объявления, прибитого на старом дереве, используемом в качестве воротного столба: «Ловушки для людей и самострелы!»
В Америке я никогда не слышал о подобном. Что это могло означать? Конечно же, тут не было каннибалов, живших внизу в этой небольшой красивой долине и промышлявших ловлей людей, вроде ловли ласок и бобров в Канаде!
«Ловушка для людей!» Истинно так. Объявление могло иметь только одно значение – поблизости было нечто, намеревавшееся поймать человеческое существо, некий механизм, который внезапно мог взять на прицел неосторожного путника и держать его за ногу, как собаку, или, возможно, сожрать его на месте.
Невероятно! Да ещё на христианской земле! Эта милая леди, королева Виктория, разрешает такие дьявольские методы? Ходило ли её доброе величество когда-нибудь этим путём и видело ли оно это объявление?
И кто его там повесил? Землевладелец, вероятно.
И какие у него права, чтобы так поступать? Да ведь он владеет землёй.
И где документы, подтверждающие его правовой статус? В его сейфе, я полагаю.
Так я и стоял, погрузившись в эти мысли.
Ты – симпатичный парень, Веллингборо, подумал я про себя, ты – великий путешественник, воистину – и ты остановился в своих странствиях на ловушке для человека! Ты думаешь, что с Мунго Парком так не обходились в Африке? Ты думаешь, что Ледьярд для себя ничего не вымаливал в Сибири? Честное слово, ты вернёшься домой не намного более мудрым, чем тогда, когда уходил, и единственным оправданием, которое ты сможешь дать в ответ на упрёк, что не заметил больше достопримечательностей, будут ловушки на человека – ловушки на человека, мои господа! Это напугало тебя!
И затем, вознегодовав, я отступил на первоначальную позицию. Что за права у этого человека на землю, которую он так по-драконовски стережёт? Что это за чрезмерная наглость – заявлять единоличную претензию на твёрдую часть этой планеты, прямо вниз, через центр Земли и, возможно, прямо через антиподов! На мгновение я решил, что проверю его ловушки и войду
